У нас принято считать, что «Мёртвые души» Гоголя — это сатира. Внешне это так и есть — это сатира, и сатира одновременно тонкая и едкая настолько, что само словосочетание «мёртвые души» уже давно живёт собственной жизнью, в чём есть даже что-то глубоко символичное. Но в дореволюционной литературной критике обсуждалась ещё одна, непопулярная в советском литературоведении сторона этой «поэмы», а кстати, почему это поэма? а вот потому и поэма. Автором этого неожиданного и отвергнутого советским атеизмом контекста является писатель, поэт, литературный критик и математик Андрей Белый.
Он утверждал, что «Похожденiя Чичикова, или Мёртвыя души» (и, кажется, настаивал именно на такой фонетике даже в послереформенное время, объясняя это символическим созвучием противопоставляемых в названии «похожденiя» и «мёртвыя») являются парафразом «Божественной комедии» Данте. Сами похождения Чичикова по поместьям в этом контексте он рассматривал как путешествие по дантовым кругам ада, при этом каждый следующий помещик более мёртв, чем предыдущий, а самым мёртвым является Плюшкин — по определению Белого, «мертвец мертвецов».
Если рассматривать «Мёртвые души» с таких позиций, то становятся понятными сложности Гоголя со вторым томом: работая над ним, он очутился в чуждом для себя культурном пространстве — ведь вторая часть требует описания Чистилища, которое, как известно Православием отвергается. Писатель оказался между двух противоречивых концепций как между Сциллой и Харибдой, и проскочить между ними подобно Одиссею, Гоголю не удалось.
Обсудить прочитанное, задать вопросы и узнать о творческих планах можно в группе автора в Telegram