Нечто… Не-ЧТО было там, позади. Он знал это, но не осмеливался обернуться и посмотреть

«Я знаю, что есть другой мир, населённый чем-то нечеловеческим», — написал Уоллес в своей книге — и он был прав!

Мэри Уоллес тихонько прошла по тёмному коридору и замешкалась у двери библиотеки. Она увидела профиль отца за большим столом. Он, должно быть, устал. Её рука, лежавшая на панели приоткрытой двери, скользнула по лакированной поверхности и взвизгнула. Старик в кабинете развернулся на стуле, наполовину выпрямившись, его тело скривилось в напряжённой, испуганной позе.

— Мэри?

Девушка была озадачена.

— Да, отец. Что с тобой, чёрт возьми?

Она увидела дикое, испуганное выражение на его лице, выпученные глаза, которые постепенно сузились и вернулись в нормальное состояние.

— Я… я что-то нервничаю, — признался он и встал.

Он был высоким, но очень худым и выглядел уставшим. Он направился к ней, и страх на лице сменила неуверенная улыбка. — Похоже, мне нужно немного отдохнуть.

Мэри Уоллес вошла в библиотеку навстречу отцу, протягивая руки к его худым плечам.

— Папа, — взмолилась она, — — выкладывай. Что-то причиняет тебе боль. Что-то, чем ты должен поделиться со мной. Я теперь одна, ты же знаешь.

Он стоял совершенно неподвижно, изучая её серьёзное прекрасное лицо и размышляя, как много он осмелится сказать. Она была права. Скоро ему придётся рассказать это кому-нибудь. Рассказать — или держать эту ужасную боль связанной внутри себя, пока она не сведёт его с ума.

Его глаза прятались от её взгляда. Он вернулся к своему столу и рухнул в глубокое кожаное кресло. Мэри присела на край стола, пальцы её ног в тапочках каснулись ковра, синий халат мягко волочился по тёмному дереву.

— Это из-за книги?

Она знала, что книга его очень тревожит. Пока мать не умерла, дело двигалось быстро. Теперь же всё застопорилось — над каждой страницей его голова работала неделю.

Он покачал головой.

— Книга тут ни при чем, — сказал он. Ей показалось, что в его голосе появились нотки упрямства, как будто книга могла играть какую-то роль, а он отказывался это признавать. — Это — это что-то гораздо более тонкое, более дьявольское.

Он собирался рассказать ей. Она знала, что он это сделает. Она видела, как морщинится кожа в уголках его глаз, и наблюдала, как медленно сжимаются его кулаки.

— Это что-то чертовски детское, — выпалил он. — Как кошмар.

Она ждала. В комнате было прохладно, и она плотнее запахнула халат на своей белой шее.

Он посмотрел на неё.

— Мэри, — просто сказал он, — тысячи людей испытывают это. У меня так тоже было в детстве. На самом деле, это очень просто. Это то ужасное чувство, которое иногда возникает поздно ночью, когда что-то или кто-то смотрит тебе в спину.

Она улыбнулась.

— Я не совсем понимаю.

Он нахмурился.

— Ты знаешь, о чём я. То есть, ты это поймёшь, если я могу объяснить получше. Представь, что однажды ночью ты сворачиваешься калачиком с хорошей детективной книгой. Читая, ты слышишь странные, фантомные звуки в комнате. Затем, внезапно, потому что твоё подсознание заставляет тебя это сделать, ты оборачиваешься.

Она медленно кивнула, вспомнив страх в его глазах, когда он повернулся к ней.

— Продолжай.

Он покачал головой.

— Нечего продолжать. Это самая простая вещь в мире. Твой разум окутан какой-то тайной, или ты один, и у тебя возникает желание внезапно оглядеться, как будто ты хочешь обнаружить что-то позади себя. Конечно, всё это довольно глупо. Там никогда никого нет.

— Я знаю, — кивнула она. — У меня такое бывало. У каждого это случается десятки раз в жизни. Это… это просто маленькие игры нервишек, в которые мы играем сами с собой, когда волнуемся. Конечно, это не то, о чём ты хотел рассказать. Ты достаточно пожил, чтобы пугаться этого!

Он положил обе руки на стол перед собой и, глядя на них, медленно согнул пальцы. Он кивнул.

— Я как раз и пытаюсь объяснить тебе, чего боюсь, — сказал он. — Понимаешь, Мэри, только в одном отношении мои ощущения отличаются от того, что чувствуют все.

Он замолчал на мгновение, и она почувствовала, что всё её тело напряглось. Она знала, что сейчас произойдёт. Просто каким-то образом поняла, что он собирается сказать. И если он это скажет, это будет означать, что её отец совсем выжил из ума.

— Когда я оборачиваюсь, — сказал он, — я действительно что-то вижу. Просто крошечный кусочек исчезающего монстра. Словно тень чего-то ужасного.

Мэри тихонько выскользнула из-за стола. Эта библиотека была полна теней. Место, стоящее отдельно от остального дома. Её нужно вывести его оттуда. Запереть дверь и увести его.

Она заставила себя улыбнуться, но щеки её были бледны, и она почувствовала лёд в кончиках пальцев. Мэри села на край его стула и положила руку ему на плечи.

— Но ты же ничего не видел, папа, — сказала она, стараясь чтобы это прозвучало ободряюще. — Ты устал. Книга далась тебе нелегко. Отдохни. Мы можем на недельку съездить на озеро. А когда вернёмся, все прояснится.

Его голос был холодным и бесстрастным.

— Если ты пытаешься сказать, что мой я сошёл с ума, Мэри, то это не так. Для меня всё это вполне реально. Я тщательно проанализировал это. Сегодняшним вечером я шесть раз резко оборачивался. Я чувствовал, как холодные, внимательные глаза следят за мной сзади. И каждый раз я видел этот фантом. Видел кусочек чего-то чёрного, мрачного и дикого, появлявшегося и тут же исчезавшего на периферии зрения. Это может быть человек. А может быть что-то гораздо худшее, но это есть, и никто не сможет убедить меня в обратном.

В глубине души она ему верила. Отец не был дураком. И он не был слабоумным стариком. Он был одним из самых блестящих умов в стране, входя в десятку самых глубоких философов и мыслителей Америки. Учёные всего мира отдавали должное его интеллекту.

Но он был раз и навсегда её отцом, и ей нужно было что-то сделать, чтобы выручить его из ада, с которым он столкнулся.

Ей было трудно удержаться от того, чтобы не обернуться и не посмотреть на тени за креслом. Она подавила в себе это желание.

— Папа, пойдём отсюда.

Он встал и прошёл с ней под руку по коридору и по лестнице в свою комнату. Она нежно поцеловала его на ночь и дёрнула за нос.

— Хорошенько выспись, папа. Завтра выйдет солнце, и твой мир ужасов окажется чем-то иным.

Ли Чалмерс выбрался из своего купе, нашёл свой портфель на откидном сиденье и взлетел по ступенькам к большой белой двери. Прежде чем он успел воспользоваться старомодным молотком, дверь открылась, и Мэри Уоллес оказалась в его объятиях. Несколько секунд он вкушал вкус её губ, затем решил, что за неделю ничего не изменилось, и снова поставил её на ноги.

— Как твой папа?

Глаза Мэри затуманились, затем она улыбнулась.

— Иди и посмотри сам. Книга почти готова. ещё две-три ночи, и всё.

Он кивнул.

— Хорошо, — сказал он и последовал за ней, любуясь ровным блеском её лодыжек и плавным покачиванием бёдер. — Наша компания готова потратить десять тысяч на промо «Мира будущего».

В холле он бросил сумку возле лестницы, потому что часто бывал здесь и знал, что ему надо наверх. Мэри обернулась, и улыбка исчезла с её лица.

— Ли, — сказала она. — Ли, с папой что-то жутко странное.

Много солнечного света ушло из жизни Ли Чалмерса прямо тогда. До этого самого момента он был стройным, молодым блондином с большим будущим в «Милстон Паблишер» и единственным обладателем сердца самой прекрасной молодой девушки в Вермонте. А теперь что?

— Что с ним может быть странного? На прошлой неделе он был в такой форме…»

Она покачала головой.

— Послушай меня. Он сейчас в кабинете. Нам придётся зайти к нему через минуту, потому что он слышал, как подъехала твоя машина. Он хочет поговорить с тобой. Я не знаю, что он скажет, но знаю, что ты в это не поверишь, и боюсь этого, потому что уверена, что каждое его слово — правда.

Чалмерс одарил её растерянной улыбкой.

— Ты умеешь быть очень загадочной.

— Я знаю. То, что я сейчас скажу, будет ещё загадочнее. Ты хорошо знаешь папу. Ты признаешь его способности и изучал его привычки годами. Возможно, ты сможешь помочь…

Она рассказала ему о прошлом вечере. О том чудовище из мира теней. О том самом, которое увидел её отец, оглянувшись.

Когда она закончила рассказ, Ли Чалмерс больше не улыбался. Он тихонько присвистнул.

— И это появилось в голове одного из лучших умов мира. А не мог он немного свихнуться?

— Я думала об этом, — призналась она. — Но если ты прочтёшь его рукопись, ты никогда такого не скажешь. Он ни разу не отклонился от выбранного курса. Каждая глава, каждое слово, вплоть до последнего, подчиняются одной идее до самого конца. Его ум работает блестяще. Возможно, даже чересчур блестяще.

Он стоял в холле, уставившись на неё. Он достал сигареты, предложил одну ей и поднёс зажигалку. Их пальцы подрагивали. Он признался себе, что эта история странно на него повлияла.

— Чересчур блестяще… — повторил он. — Что ты имеешь в виду?

По её телу пробежала дрожь.

— Возможно, люди выдающегося ума видят то, что не открыто простым смертным, таким, как мы.

— Да ну… — сказал он. — Я поговорю с ним о книге. Я отвлеку его от этих грёх, которые его захватили. Вот увидишь. Сегодня днём мы с ним поиграем в гольф, и он обо всем этом забудет.

Джеймс Уоллес поднял глаза от стола, отложил ручку и встал. Он пожал протянутую руку Ли Чалмерса.

— Рад, что ты смог прийти, Ли, — сказал он. — Я как раз хотел поговорить с тобой о «Мире будущего».

Чалмерс сел за стол.

— Конечно, — сказал он. — Утро выдалось чудесное, птицы пели только для меня всю дорогу из Нью-Йорка, и Мэри говорит, что нам не придётся больше откладывать свадьбу. Я очень счастлив.

Это было неправдой. Он был обеспокоен. Обеспокоен и даже немного напуган тем, что только что услышал.

Уоллес тяжело опустился в кресло и провёл рукой по глазам. Он не спал прошлой ночью. Он устал. Но несмотря на это, он сумел улыбнуться.

— Вы мне очень помогли, мальчик. Были моменты, когда я, возможно, прекратил бы работу над книгой, если бы не вы с Мэри.

— Спасибо, — хладнокровно сказал Чалмерс. — «Мир будущего» — не новая идея, но у нас никогда не было столь блестящего ума, который смог бы выдать что-то в этом роде. Есть что-то новое в последних главах?

Уоллес покачал головой. Он откинулся на спинку и уставился в потолок. Когда он работал над книгой или думал о ней, всё прочее становилось второстепенным. Книгу можно было написать прописными буквами и покрыть золотом. Это значило для него очень много.

— Всё то же, — признал он. — Звучит хорошо, правда? Я на правильном пути, не так ли? Я объясняю, что мы перейдём на более высокий уровень. Что на каждом витке, цивилизация будет не просто подниматься на ступеньку, но будет переходить в новый и лучший мир.

Ли Чалмерс кивнул.

— Меня и тех, на кого я работаю, впечатлила не общая идея, — признал он. — Идея перехода на более высокий уровень не нова. Но в вашем случае мы увидели разум, который может проникать в эти миры — в один за другим — и предлагать ясные, чёткие доказательства того, что они есть. Я всегда буду помнить, что вы сказали, когда умерла ваша жена.

Он замолчал, заметив мимолётную тень, промелькнувшую на лице Уоллеса.

— Простите, что напомнил вам о том, что для вас тягостно, сэр, — добавил он, — но вы сказали тогда, что ваша жена переезжает в новую и гораздо более дивную квартиру, которую приготовил для неё ваш собственный разум. Что, в какой-то мере, ваше ясное мышление проложило ей путь вперёд и вверх к другому — лучшему — месту.

Уоллес медленно кивнул.

— Думаю, я прав, — сказал он. —Удивительно, что созерцание может принести из тайников разума.

Они замолчали, глядя друг на друга, каждый думал о чем-то своём, и оба колебались.

— Я… я полагаю, нам пора пообедать, — сказал Уоллес. — Мэри сказала, что сегодня днём мне придётся оставить работу и составить вам обоим партию в гольф.

Он начал подниматься.

— Да, — сказал Чалмерс. — Он был рад, что никто из них не упомянул того, о чём они больше всего хотели и о чём больше всего боялись говорить. — Я позову Мэри.

Он уже направился к двери, когда услышал, как Уоллес ахнул, словно от внезапной боли. Он резко обернулся и увидел Уоллеса, стоящего у кресла и разглядывающего пустую стену за ним.

Уоллес приходил в себя медленно, его лицо побледнело. Они посмотрели друг на друга. Чалмерс глуповато ухмыльнулся. Он смотрел на стену. Там ничего не было. Ничего.

— Я подумал… — сказал Уоллес напряжённым голосом, а затем добавил: — Неважно. Думаю, надо записаться к врачу. У меня небольшие проблемы с сердцем.

Чалмерс знал, в чем была настоящая проблема. Где-то там, на гладкой кремовой стене, Джеймс Уоллес снова и снова пытался увидеть своего монстра.

Этого не должно было случиться. Что-то не то творилось с разумом Уоллеса. Что-то основательное и зловещее, подумал Чалмерс. Надо подробно обсудить это с Мэри.

Но разговор с дочерью Джеймса Уоллеса в тот день не состоялся. Они поиграли в гольф в «Бичнат Клаб» в двадцати милях езды, и уже стемнело, когда они отправились домой. Он не знал, как это произошло. Никогда не знаешь. Сразу после шести пролился дождь, и дорога был скользкой. Поворот был крутым, а фары встречной машины — слишком яркими.

Ли Чалмерс пытался удержать своё авто на скользкой обочине, а затем они снова и снова вращаясь, летели сквозь пространство. Машина приземлилась на крышу с адским треском, и все стихло. Мэри тихо всхлипнула. На приборной панели всё ещё горели огни, и где-то медленно капал бензин. А может быть, вода. Чалмерс был уверен.

Он с трудом выбрался из перевёрнутой машины, сумел вытащить Мэри, затем, тихо ругаясь, с другой стороны вытянул распростёртое тело Уоллеса. С визгом затормозила полицейская машина, и ночь озарилась светом фар. Люди вокруг громко разговаривали и делились подробностями произошедшего. Чалмерс боролся с болью столько, сколько мог. Он знал, что сломал левую руку, потому что она его не слушалась. Через всю щёку Джона Уоллеса пролегала глубокая, кровоточащая рана, и Ли только надеялся, что ему не очень больно. Потом кто-то заставил его лечь на носилки, и он выругался, потому что они хотели именно нести его вдоль канавы к «скорой». Он видел, что Мэри сидит рядом с ним в машине скорой помощи и тихо плачет. Он знал, что её отец стоит напротив, а человек в белом халате обрабатывает этот проклятый порез на его щеке. Потом Чалмерс позволил себе потерять сознание и больше не тревожиться.

Джеймс Уоллес был возбуждён, потому что потерял три дня работы над «Миром будущего», и теперь каждый день над рукописью был на вес золота. Его немного беспокоила рана на щеке. Она всё ещё была под повязкой, и должна была оставить широкий рубец от глаза до подбородка. Сейчас он был красным и безобразным. Мэри, к счастью, не получила в аварии ни одной травмы. И теперь, когда Чалмерс носил руку на перевязи и шёл на поправку, она почти не волновалась.

Уоллес ударил кулаком по столу. Он хотел бы, чтобы и его нервы были покрепче. Желание обернуться и посмотреть назад не беспокоило его уже несколько часов. Он писал быстрее и легче, чем в последние несколько недель.

«Таким образом, цель человеческой жизни — в воздаянии, в том, чтобы проживать каждую следующую жизнь более совершенно, переходя из одного мира в другой. Возможно, это и есть окончательная причина планетарной системы. Возможно, именно поэтому мы не можем собрать более, чем поверхностные знания о том, что происходит на других планетах. Называйте это планетами, параллельными мирами или другими планами бытия, но мы устремляемся, я уверен, каждый из нас устремляется всё дальше и дальше, всё выше и выше к свету божественного знания».

Он положил ручку на стол. Странное чувство охватило его. Вот он, после семи лет упорной работы, заканчивает своё детище. Семь лет он напрягал свой разум в поисках правильных ответов… а что теперь?

И что с тем призраком позади? Может быть, это знак?

Он откинулся на спинку стула, тело его охватила странная дрожь. Он почувствовал небольшое головокружение, как головокружение после тяжёлой мыслительной работы, которая внезапно прекратилась.

Он задумался, как бы себя почувствовал человек, потративший жизнь и направивший весь кладезь знаний на создание определённого набора теорий, если бы вдруг обнаружил, что ошибался.

— Почему я такой? — пробормотал он. — Почему я сомневаюсь?

Он не всё рассказал Мэри.

Он часто резко оборачивался, пытаясь поймать этот убегающий ужас позади, и постепенно раскрывал черты лица. Не всего лица, а только его части. Тёмное, кривое ухо, может быть, или выпирающий безобразный подбородок.

На улице темнело. Подъехал автомобиль и остановился у подъездной дорожки. Должно быть, Чалмерс вышел, подумал Уоллес, услышав неуверенный хлопок. Чалмерс всё ещё носил руку на перевязи, поэтому был неуклюж и не мог резко захлопнуть дверь.

Уоллес посмотрел на стопку рукописей. Аккуратный белый прямоугольник на красном дереве стола.

Он почувствовал чьё-то присутствие и напрягся, пальцы сжали подлокотник кресла. Сегодня вечером он, как никогда прежде, ощутил весь ужас происходящего. Это точно была не Мэри. И Чалмерс ещё не успел войти.

— Не оглядывайся, — прошептал он себе. — Не оглядывайся…

Но он ничего не мог с собой поделать. Он… ничего не мог с собой поделать…

Голова внезапно повернулась, и на этот раз он увидел больше, чем мелькнувшее лицо.

Он увидел все лицо.

Он увидел лицо человека, живущего не на более высоком и светлом уровне, а человека, выхваченного, если так можно так выразиться, из звериного, грязного мира, из преисподней. Джеймс Уоллес замер, потому что в этом лице он увидел собственное фиаско, свою напрасно прожитую жизнь. Лицо пересекал шрам. Белый шрам на тёмной, жёсткой коже, тянущийся от глаза к подбородку.

Джеймс Уоллес увидел, что, вопреки всему, чему он посвятил жизнь, он не поднимется на более высокий уровень, о котором мечтал. Наоборот, чаша весов его жизни качнулась и увлекла его вниз.

Стало темно и холодно, он обеими руками схватился за лицо и, приложив все силы, подавил крик, когда боль пронзила его сердце.

— Сердечная недостаточность, — тихо сказал доктор. Он поднялся и начал складывать вещи в сумку. — Я вызову скорую. Полагаю, вы захотите, чтобы его отвезли в город.

Чалмерс крепко обнимал Мэри Уоллес за талию здоровой рукой. Он поддерживал её, глядя на прямую, жёсткую фигуру старика в кожаном кресле. Глаза Чалмерса были сухими, но лицо искажала боль. Боль, которая шла изнутри.

— Да, — сказал он. — Да, так будет лучше.

Доктор вышел в холл. Чалмерс услышал, как он запрашивает у станции номер телефона.

— Мэри, — сказал Чалмерс, — тебе лучше прилечь.

Она вытерла слезы с глаз. Лицо её сильно побледнело, а глаза казались больше, чем когда-либо. Она не могла больше смотреть на отца. Не могла смотреть никогда больше.

— Я пойду.

— Разреши подняться с тобой.

Она мягко отстранилась.

— Нет, Ли, я лучше побуду одна. Останься здесь, пока они не придут.

Он кивнул. Он её понимал.

Она была совершенно спокойна, когда вышла. Чалмерс слышал, как доктор продолжал говорить по телефону. И он почувствовал, как его пронзила странная дрожь.

Сердечная недостаточность? Возможно, но внезапную смерть мог вызвать только сильный шок. Чалмерс подумал, что знает, что это был за шок. Рукопись была в кабинете, но когда Джеймса Уоллес умер, ветер налетел и разбросал страницы по полу. Многие из них оказались в камине, сожжённые, невосстановимые…

Наибольшее беспокойство вызвала у Чалмерса вызвала поза, в которой умер Джеймс Уоллес. Его голова была вывернута в неестественном положении, а глаза, полные ужаса даже в смерти, смотрели куда-то за спину, на стену.

Автор: Ричард Кейси
Перевод: Алексей Черкасов
Тёмные Воды. Зимний апокалипсис
Хроники Чёрной Земли

Обсудить прочитанное, задать вопросы и узнать о творческих планах можно в группе автора в Telegram

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *