Первая попытка исследовать кратер провалилась. Но день нельзя было считать потерянным: мы нашли место для спуска. Вероятно, из-за особенностей залегания геологических пород в этой местности, чаша кратера получилась не круглой и симметричной, а с крутым склоном с одной стороны и пологим с другой. Возможно, повлияло и то, что астероид вошёл в Землю по касательной, стесав поверхность с одной стороны и взорвался, уже пробив кору довольно глубоко. Озеро, которое я искал, располагалось, вероятно, ближе к Каюжному, но спуститься к нему с той стороны не представлялось возможным из-за отвесного склона. С этой стороны спуститься, наверное, было можно, но идти предстояло много часов.
Я прикинул примерно диаметр чаши, получилось в районе восьмидесяти километров. Если озеро занимает даже бо́льшую его часть, то от края кратера оно находится не меньше, чем в двадцати километрах, а может быть и в тридцати. И поскольку Бог забыл там вымостить нам дорожку для ходьбы, дорога займёт не меньше семи часов. Плюс на обратный путь часов девять. Итого — шестнадцать часов, и это в лучшем случае. Шестнадцать часов идти по сильнейшей жаре, в душном, насыщенном водяными парами воздухе, по, мягко говоря, пересечённой местности — было ли это нам вообще под силу? И стоили ли усилия того, чтобы туда стремиться? Что я хотел там найти? Озеро? Наверняка оно там есть. Выяснить, в чём источник тепла? А если он не очевиден? Угробим кучу сил и здоровья ради призрачной надежды на получение какого-то нового знания? Зачем оно нам — это знание? Разве недостаточно самого того факта, что у нас тепло?
Так рассуждал я, когда вёл машину к ближайшему населённому пункту. Чем дальше мы отъезжали от кратера, тем легче становилось дышать. Въехав в город, мы даже открыли окна.
Мы катились по окраине городка и в свете фар разглядывали дома. Я хотел заночевать где-нибудь в частном секторе, чтобы на ночь была крыша над головой. Казалось сомнительным, что завтра мы вернёмся к кратеру — у нас осталось всего несколько литров воды и не было уверенности, что мы её здесь найдём. Не знаю, по каким критериям мы выбирали место для ночлега, но выбор наш пал одновременно на один и тот же дом: Люся сказала «Давай вот этот посмотрим», а я одновременно нажал на педаль тормоза.
Домик был небольшой и аккуратный. В отличие от многих строений вокруг, он был почти не повреждён: немного перекосило конёк и вышибло стекло в одном окне, которое было забито листом фанеры. Вероятно, ему помогло то, что он был со всех сторон прикрыт от ударной волны более внушительными строениями — здесь стояли двухэтажные особняки из кирпича, и на их фоне домик выглядел как дачный.
Не чувствуя ног, мы выбрались из машины, открыли калитку и вошли внутрь. Входная дверь была распахнута. Дверь за сенцами приоткрыта. Мы зажгли свечи и прошлись по трём комнатам. Две из них оказались спальнями. Кровати были аккуратно застелены, но всё здесь было затхлым и состарившимся. Так же выглядела и кухня. На столе стояли две запылившиеся чашки с сахаром, а рядом турка с засохшей кофейной гущей.
— Люся, — позвал я. — Они ушли неожиданно, без сборов. Сварили кофе, положили сахар, но не только не выпили, даже не налили.
— Да, — подтвердила Люся. — Хотели налить, поставить на поднос, — она указала на поднос рядом, — и куда-то отнести.
— Скорее всего, в спальню, — сказал я.
И тут из дальней спальни раздался слабый голос:
— Игорь… Игорь.
Я оторопел, а Люся хотела что-то сказать, да так и застыла с открытым ртом.
— Игорь, — раздалось ещё раз.
— Тебя зовут, чего встал? — подтолкнула меня Люся.
Я вышел из кухни и направился туда, где звучал голос. Люся следовала за мной. Мы вошли в спальню. Пока нас здесь не было, она преобразилась — дальняя её часть осветилась мягким светом из занавешенного красной гардиной окна. На кровати лежала женщина лет тридцати пяти-сорока. Только я хотел спросить, зачем меня звали, как буквально из воздуха перед кроватью появился мужчина примерно того же возраста, что и лежащая женщина. Он наклонился над ней и спросил:
— Что, Анечка? Укол?
— Нет, Игорёк, я пока терплю. Мне неудобно тебя просить… забери, пожалуйста, — и она отвернулась к окну.
Мужчина присел перед кроватью и залез рукой под одеяло. Он перевернул женщину на бок и вынул утку. Затем протянул руку к тумбочке и, взяв из неё несколько влажных салфеток, снова полез под одеяло.
— Игорь, мне каждый раз так стыдно, — всхлипнула женщина. — Раньше, когда тётя Валя за мной ухаживала, ты этих подробностей не знал.
— Ну что ты говоришь, Аня… — ответил Игорь. — Ничего не стыдно… А помнишь, когда я со сломанной ногой лежал? А ты таскала меня в туалет на себе. Теперь моя очередь…
Пока он говорил, я заметил, что по направлению к нам в пространстве очень медленно движется граница, разделяющая комнату на две части: в дальней части она становилась прибранной и даже несколько праздничной, а ближе к нам оставалась запылённой и затхлой. Появлялись и исчезали какие-то небольшие предметы: например, карандаш возник на прикроватной тумбочке. Было очень забавно наблюдать, как он словно вырастает на дальней стороне из «ничего»…
Мужчина бросил салфетки в утку, поднялся и направился в нашу сторону. Дойдя до описанной границы, он растворился в воздухе так же внезапно, как прежде появился.
Женщина лежала, не шевелясь, до того момента, как Игорь через пять минут вернулся с чистой уткой. Он так же материализовался из ничего на границе яркого и затхлого, которая за время его отсутствия ещё немного продвинулась по направлению к нам с Люсей. Я попытался обратить на себя внимание:
— Уважаемые хозяева, извините нас за вторжение…
Но они меня не слышали. Игорь помог Ане повернуться обратно на спину и сел рядом на постель. Он взял её руку и долго держал, глядя на жену.
Она протянула вторую руку и погладила его по щеке.
— Ну почему ты всё-таки не уехал с Глазуновыми? Я сейчас была бы за тебя спокойна.
Игорь поцеловал её руку.
— А я не был бы. Разве я мог тебя оставить?
— Мне всё равно осталось немного… а ты ещё можешь жить…
Мужчина помолчал с минуту.
— Ты знаешь, — сказал он, — я не люблю пафосных слов… но как иначе сказать? мне лучше умереть с тобой, чем жить без тебя, Анечка.
Снова наступила тишина, а потом он продолжил:
— Главное, что Сонечка с Андрюшкой под присмотром. Глазуновы о них позаботятся. Там у Вероники Сергеевны хороший дом, они устроятся.
— Да, наши детки в хороших руках, — согласилась Аня и потянулась к нему руками. Игорь наклонился и поцеловал жену в лоб, потом в нос. И получил с её стороны ответную ласку.
Опять пауза. Через некоторое время Аня сказала:
— Игорь, сделай мне укол, пожалуйста… я больше не могу терпеть.
— Да, любимая.
Он полез в тумбочку, достал оттуда ампулы и шприцы, наполнил один и, снова повернув жену на бок, сделал инъекцию.
— Много у нас ещё его? — спросила Аня.
— Да, не волнуйся… На неделю или даже на две. Ты не будешь страдать, милая.
Она немного помолчала.
— Я скоро усну, я всегда засыпаю после укола, — сказала Аня. — Мне сейчас хорошо, но будет ещё лучше, если… ты понимаешь, любимый?
— Конечно, моя хорошая.
Он забрался к ней под одеяло, а она обняла его обеими руками и прижалась лицом к его лицу.
— Ты такой красивый и сильный, — прошептала она.
— Не красивее тебя, — ответил мужчина.
Мы с Люсей вышли из комнаты.
— Что это было? — спросила Люся. — Это опять прошлое?
— Похоже, что мы с тобой видели буквально границу этого временного провала, она двигалась к нам…
— Да, я тоже заметила, — кивнула Люся. — А когда она дойдёт до нас — что будет? — спросила Люся.
— Не знаю. Но узнать легко — переступить черту.
Люся сказала, что это страшно.
Я хотел бы уехать из этого дома, где мы встретились с тенями из прошлого, но нужно было дождаться утра. До рассвета, по моим расчётам, оставалось часов пять. Мы с Люсей прилегли на кровать во второй спальне и задремали.
Проснулся я, когда за окном уже было светло. Часов у нас не было, но судя по всему, мы проспали часов восемь. Я похлопал Люсю по плечу, чтобы просыпалась и начал было вставать, когда она схватила меня за плечи и потянула назад. В Каюжном у нас не было настоящих возможностей уединиться, за хлипкими перегородками мы и сами частенько слышали Машу с Егором, потому старались сдерживать свои чувства.
— Я сейчас, — сказал я, повернувшись, и вышел из комнаты. Заглянув в соседнюю спальню и убедившись, что она пуста, вернулся к Люсе.
Через час мы встали, и я отправился на поиски воды, чтобы умыться. У меня была призрачная надежда где-нибудь в окрестностях найти колодец. Надежда не сбылась, но во дворе дома я обнаружил бугорок, рядом с которым лежало мёртвое тело, точнее, то, что от него осталось, а осталось немного. Это мой тёзка, схоронив жену, сам навсегда остался рядом с её могилой…
Я взял в доме лопату и устроил этому достойному рыцарю последнее пристанище, куда опустил его останки, завернув в одеяло. Люся стояла рядом и плакала…
Затем мы умылись водой из термоса, перекусили на скорую руку консервами, сели в машину и через полтора часа были дома.
Дети с радостными криками выбежали нас встречать, а на пороге дома стояли Маша с Егором и улыбались.
— Очень за вас волновались, — сказала Маша, когда мы зашли в дом.
Мы с Люсей все пропитались потом, и нам на улице устроили душ: Маша поливала из лейки Люсю, а Егор меня. После того, как мы освежились и поели, начались расспросы: где мы побывали, что видели.
Мы, не опуская подробностей, рассказали о том, как сменили маршрут из-за встречи с незнакомцами, о неудачной попытке дойти до источника тепла, о странной встрече с прошлым. Мы рассказывали, Маша ахала, Егор задавал вопросы, а дети строили удивлённые рожицы и хихикали. Тут я рассказал и о пропавшей у меня на глазах деревеньке, откуда привёз Помора. Он, кстати, у нас прижился, подрос, потолстел. Кормить его приходилось, основном, консервами. Но он наловчился ловить мышей и крыс, которые бегали вокруг дома. Благодаря присутствию Помора у нас в доме их практически не было. Когда я впервые добыл косулю, и кот учуял запах свежего мяса, он просто рычал от нетерпения, а выданный ему кусок мяса утащил под диван от наших глаз, и полчаса оттуда доносилось предостерегающее урчание.
Из нашего путешествия следовали два вывода: первый — временны́е аномалии в этом новом мире не редкость, но нам они, вроде бы, не несут опасности. Второй — озеро, по всей видимости находится далеко от границы кратера, и добраться до него нелегко.
Да, был и третий вывод — в нашей местности всё ещё есть люди, кроме нас, и образ жизни их, скорее всего, таков, что встреч с ними следовало избегать.
Когда мы рассказывали, как стали свидетелями сцены из прошлого в деревянном домике, Маша очень растрогалась.
— Надо же, какие ещё бывают отношения, — сказала она и отвернулась, пряча слёзы. — Настоящий мужчина… не бросился спасаться, а остался спасать.
Затем мы обсудили дальнейшие планы и к кратеру решили больше не ездить.
— Это нам ничего не даст, — говорил Егор. — Лишний риск.
Меня тянул туда познавательный интерес — очень хотелось выяснить, что там такое горит непрерывно, выделяя столь грандиозное количество тепла. Но Егор был прав — практического смысла в этом не было.
Так прошёл март, апрель и наступил май. Регулярно я ходил охотиться, два раза мне сопутствовала удача, и я приносил домой косулю, а куропаток я подстреливал раз в неделю. Мясо у этих животных было нежное-нежное. Охотой я не злоупотреблял — случай с волком научил меня осторожности. При любом подозрении на присутствие рядом хищника я аккуратно, но быстро ретировался.
* * *
Он появился в конце апреля. Я увидел его первым, так как сидел с книгой в кресле лицом к двери. Было сумрачно, свечи на полке разгоняли темноту только на метр-полтора. Поэтому сначала я его услышал. Затем, присмотревшись, увидел на пороге силуэт. Встал и сделал несколько шагов вперёд. В полумраке я разглядел чёрную бороду, обрамлявшую худое лицо, спадавшие на плечи рыжие волосы, острый нос, пухлые губы, лоб без морщин. Возраст его был неопределёнен: сначала он мне показался очень молодым, затем я подумал, что гостю около сорока, а позже были моменты, когда он выглядел как старик. Он стоял в дверях и молча рассматривал меня.
— Вы кто? — спросил я.
В ответ гость улыбнулся, приложил руку к груди, сделал лёгкий полупоклон.
— Юхым, — сказал он.
Похоже, он представился. Я повторил его пантомиму:
— Игорь.
Незнакомец выпрямился и, улыбаясь во весь рот, посмотрел на меня.
— Юхым, Игыр, — сказал он и показал рукой мне за спину. Я оглянулся. Пытаясь познакомиться с пришельцем, я не услышал, как подошли остальные.
Я стал показывать на каждого и говорить:
— Люся, Егор, Маша, Вася, Сюзанна…
Бородач кивал головой и повторял следом:
— Юся, Йхор, Маха, Ваця, Сидана…
— Ну вот и познакомились, — сказала Маша. — Проходите, коли пришли.
И Маша гостеприимно указала рукой на центр зала. Незнакомец понял, кивнул и сел в кресло, в котором перед его приходом сидел я. И всё. Мы пытались с ним говорить, задавали вопросы, но он только кивал и улыбался, улыбался и кивал. Судя по всему, по-русски он не понимал ни слова, и откуда взялся, мы добиться не смогли.
Но он пришёл к нам искать приют. Судя по всему, не имел никаких недобрых намерений и, разумеется, мы не могли отказать ему в укрытии. Но жить ему предстояло в общей зале, так как на дополнительную комнату у нас не было материалов.
Это заставило меня вспомнить о втором этаже. Мы его запечатали, когда там осыпались стёкла из-за падения астероида, с расчётом сберечь тепло, когда наступят морозы. С тех пор морозы уже прошли, наступило тепло и ютиться внизу не было смысла. Правда, у нас не было оконных стёкол, кроме тех, что мы с Машей привезли из Гороховки. Они были толстыми, и резать их я побаивался. Но тут припекло, и я решил попробовать.
В итоге я испортил половину материала, но всё-таки сумел нарезать стёкла для четырёх окон. Стёкла были толстые, тяжёлые, но и рамы были крепкие, должны были выдержать.
На втором этаже было четыре жилые комнаты и кладовка. Получалось всем по комнате и отдельно детская.
В первую очередь, мы поселили в отдельной комнате нашего гостя, которого окрестили Ефимом. Он на это имя отзывался, шёл к обеду, внимательно нас слушал и, похоже, что-то в наших разговорах понимал. Но сам не разговаривал и даже к жестикуляции прибегал только в крайнем случае.
Мы не раз пробовали добиться от Ефима, откуда он взялся, но он всегда или непонимающе кривился или иронично улыбался, показывая пальцем то на небо, то на землю. Он не был нелюдимым, не был и общительным. Чаще всего Ефим сидел на широком подоконнике первого этажа и смотрел на буровато-жёлтый луг за окном. Растительность страдала из-за отсутствия света, но стали появляться какие-то новые формы, видимо, менее требовательные к освещению. А старые травы постепенно гнили, покрываясь слизью и распространяя вокруг неприятный запах.
В течение недели мы перебрались на второй этаж и заняли все четыре комнаты: слева направо — мы с Люсей, Егор с Машей, Васька с Сюзанной и Ефим. Свечи мы берегли, поэтому по комнатам разбредались, в основном спать, а остальное время проводили вместе на первом этаже.
Как-то так сложилось, что праздников мы почти не отмечали: Егор с Машей были поглощены своими религиозными идеями, которые нам с Люсей были не очень интересны, а их не интересовали светские праздники. Поэтому мы, если и праздновали что-то, то, в основном, по каморкам. За исключением дней рождения.
Девятого мая был день рождения у Маши. Я достал из наших загашников пару бутылок вина, бутылку коньяка, женщины приготовили праздничный обед, и мы собрались за столом, позвали и Ефима. Ефим выглядел нервно: ёрзал, был погружён в какие-то свои мысли и поминутно оглядывался на окно, за которым стоял привычный полумрак. Ему и на месте не сиделось — он постоянно вскакивал, мерил шагами комнату и, нарезав по ней кругов пять-шесть, снова садился.
Весь мы день просто сидели и разговаривали о том о сём. Ближе к вечеру решили выйти на улицу. Неделя выдалась холодной, несколько раз температура даже падала ниже нуля, и мы, привыкшие к относительно тёплой, хотя и пасмурной погоде, в основном, сидели дома.
Мы облачились в свитера и куртки и стояли в дверях, ожидая, когда оденутся Сюзанна с Васей. Я решил подождать на улице и, открыв дверь, застыл от увиденного: над горизонтом появилось зарево, оно нарастало очень быстро и через каких-нибудь пятнадцать-двадцать секунд в небе появился огромный огненный шар, уже второй за последние полгода. Первый я не видел, но этот выглядел внушительно: несмотря на огромную высоту, он казался в несколько раз крупнее Луны. Шар был раскалён добела и освещал местность как Солнце в погожий день. Увидев яркий свет, наружу выскочила вся наша компания, даже дети выбежали полуодетые и в тапочках.
Все мы заворожённо наблюдали, как новый астероид пересёк небо и скрылся за горизонтом. Вернулся полумрак, который через полминуты или около того был снова рассеян вспышкой света над горизонтом.
— Это он, это он взорвался! — радостно завопил Васька, а мы все стояли ошалевшие и медленно приходили в себя.
Я оглянулся на Васькин крик и увидел Ефима, стоявшего на крыльце в одном свитере. Рассеянная улыбка блуждала по его лицу, которое стало спокойным, даже довольным. Только что он суетился, вскакивал и метался по комнате. А теперь стоял умиротворённый и какой-то неземной. Заметив, что я смотрю на него, Ефим улыбнулся, сделал успокаивающий жест и произнёс что-то на своём тарабарском наречии.
Я смотрел на него и думал, что в этом умиротворённо-рассеянном состоянии он мне кого-то напоминает. Но кого, не вспомнил. Зато вспомнил, как после падения первого астероида у нас осыпались стёкла в доме, и заорал:
— Бегом в дом, заклеиваем скотчем окна!
Скотча у нас было полно. Через десять минут все мы, включая Ефима и детей, суматошно наклеивали полосы скотча на оконные стёкла. Дело продвигалось быстро, и через пятнадцать минут мы вернулись за стол.
— Что-то зачастили эти глыбы к нам… — задумчиво сказал Егор. — Так, глядишь, на голову что-нибудь упадёт… — снова пауза. — Раньше-то не падали, а тут второй за год.
Я стал вспоминать, почему раньше не падали. Ещё в феврале я читал по этому поводу, что от комет, астероидов и прочих неприятностей Землю защищает Юпитер, который своей гравитацией отлавливает всё, летящее снаружи в сторону Солнца. Может быть, Юпитер тоже куда-то улетел? С другой стороны, Марс — на месте.
— Стоп, — сказал я вслух. — А с чего мы взяли, что Марс на месте?
Все повернули головы ко мне.
— Ну да, мы его видели, — сказал я. — Но мы же не можем быть уверены, что он на орбите?
— А какая разница? — спросил Егор. — Что нам Марс этот?
— Если Немезида стащила с орбиты Землю, то и другие планеты могли сорваться. Например, Юпитер… А ведь именно он защищал Землю от прилетающих в Солнечную систему комет, астероидов и метеоритов. В течение земного года на него падает 6-7 крупных астероидов, не считая разной мелочи, которая исчисляется сотнями. И вся эта небесная артиллерия, не будь она им перехвачена, могла бы долетать до Земли. Если же Юпитер сошёл с орбиты, то Земля осталась беззащитной, вот и посыпались на нас кары небесные.
— Или если сама Земля вышла из сектора, где Юпитер её защищает своей гравитацией… — тихо сказала Маша.
Ещё с полчаса мы говорили на эту тему. Как бы там ни было, получалось, что опасность бомбардировки астероидами резко возросла. Земля теперь будет обречена постоянно попадать под удары из космоса. Два падения произошло только в нашей местности. Очередной удар может оказаться роковым для нас. И как с этим быть? Уходить глубоко под землю?
В какой-то момент нашего разговора я почувствовал тихий подземный рокот и слегка задрожали стёкла — это пришла сейсмическая волна от взрыва. Она была слабой, Люся с Машей, которые в это время суетились вокруг плиты, её даже не заметили. Так что наши окна уцелели бы и без скотча, но поскольку астероиды к нам зачастили, мы решили дополнительно защитить их и на следующий день заклеили окна скотчем ещё и снаружи — мы с Егором на лестнице ползали по второму этажу, а девчонки — внизу. Света всё равно было мало, поэтому уменьшение светопроницаемости наших окон из-за слоя плёнки ничего особенно не меняло.
Когда мы только приехали в Каюжное и поселились в миссии, меня вовсе не тревожили грядущие проблемы с освещением. Почему-то во мне была уверенность, что с удалением от Солнца мы будем приближаться к Немезиде, поэтому недостаток солнечного света будет хотя бы частично компенсироваться светом этой новой красной звезды. Но ничего подобного не происходило: солнечный диск уже уменьшился кратно, а Немезида крупнее не становилась. Я понял, что эта красная звезда находится чрезвычайно далеко от нас, и, несмотря на гравитационные возмущения, которые от неё исходили, сколько-нибудь ощутимого освещения мы при нашей жизни не дождёмся.
Свет Немезиды был заметен только в безлунные ночи. Но если в небе было даже изрядно потускневшее Солнце или столь же малоубедительная Луна, Немезида выглядела только как яркая звезда.
Назад | Оглавление | Дальше
Обсудить прочитанное, задать вопросы и узнать о творческих планах можно в группе автора в Telegram